10 апреля, город Дзержинский.
- Совсем осволочели! Памятник Пушкину сносят! Дожили! – небритый мужичок в кепке не кричал, а, обращаясь ко мне, негромко возмущался. – Вон! – он радостно показал пальцем на стилобат, служащий основанием для бюста Александра Сергеевича Пушкина в одноименном сквере. – Полюбуйтесь! Разрушают великую русскую культуру!
В одном месте край площадки-стилобата был заметно поврежден, валялись битые кирпичи, куски штукатурки и цемента. Но розовые тумбы с облупившейся краской стояли на месте, межтумбовые цепи не пострадали, так что ничего такого, что бы помешало Ученому Коту продолжать свои прогулки, не произошло.
- Что разрушают? – я сделал вид, что не расслышал последние слова мужичка в кепке.
- Культуру… русскую… великую, - мужичок как-то резко затих. – А-а! – он сплюнул, махнул рукой и зашагал в сторону строящегося Макдоналдса.
В сквере Пушкина было немноголюдно и тихо. Гуляла женщина с ребенком, чирикали птицы, от улицы Ленина доносился влажный шелест проезжающих по лужам автобусов. Посреди одной из аллей молча стоял дворник Ахмет – стоял просто так, без метлы и без лопаты, стоял и с печалью смотрел на осколки русской культуры, разбросанные у бюста. Я присел на корточки у поврежденного места и стал фотографировать.
- Тот, кто это сделал – плохой человек! – ко мне подошла женщина с ребенком. Ее малыш бегал вокруг постамента и на гуманитарную катастрофу внимания не обращал. – Тот, кто это сделал, он знает, что это – не его город! Он для города чужой, город для него – чужой! Им все можно ломать! Здесь не Европа, никто ни за что не отвечает! Всё дозволено!
Вот и Достоевского вспомнили. «Бога нет, и всё дозволено» - куда только не кидает в мыслях русского человека. Извините, но немного процитирую, это важно: «Если бы жил Пушкин дольше, может быть, явил бы бессмертные и великие образы души русской, уже понятные нашим европейским братьям, привлек бы их к нам гораздо более и ближе, чем теперь, может быть, успел бы им разъяснить всю правду стремлений наших, и они уже более понимали бы нас, чем теперь, стали бы нас предугадывать, перестали бы на нас смотреть столь недоверчиво и высокомерно, как теперь еще смотрят». Так сказал Достоевский в 1880 году в своей знаменитой речи, посвященной открытию памятника Пушкину в Москве. И вот проходит 132 года, и у бюста Пушкину в замкадном Дзержинском люди цитируют Достоевского про «всё дозволено» из «Братьев Карамазовых»! Ё-моё, какие кренделя, однако, выписывает история.
- Слушай, Ахмет, а кто это сделал? – я подхожу к дворнику, протягиваю ему руку.
- Трактор. Он ездил тут по кругу, чистил территорию и зацепил эту штуку.
- Пьяный, что ли, был?
- Не знаю. Не маленький, а большой трактор. Зеленый.
- А чинить ты будешь?
- Нет, я позвонил в «Диск», спросил, что делать? А они сказали: ничего не делать! Сказали, что завтра или послезавтра придет маляр и все починит.
- Слушай, а когда в сквере Пушкина весь снег растает?
- Не знаю. Холодно. У нас в Таджикистане уже тепло, уже всё зеленое. Люди ходят в рубашках. А здесь холодно. Я в июне поеду в отпуск домой. Соскучился. На два месяца. Там тепло.
А ведь прав Федор Михайлович: проживи Пушкин подольше, глядишь, европейцы и понимали бы нас, а то ведь и правда – до сих пор никто не понимает.
Сергей Васильев, независимый журналист, фото Двести РУ
Комментариев нет:
Отправить комментарий